— Так же хороша, как Кристина Хорни? — с невинным видом спросила она.
Энтони вдруг от души рассмеялся, откинувшись на спинку кресла.
— Нет, что вы! Гораздо лучше. — Он свернул с основного шоссе на боковую песчаную колею и сбросил скорость. — Почти приехали. Вам, наверное, знакомы эти места.
Моника только теперь огляделась и почувствовала болезненный укол в сердце — до «Звезды любви» отсюда было не больше двух километров. Перед ней возвышался поросший травой холм, сбоку виднелся небольшой домик из красного обожженного кирпича.
— Вот мое временное пристанище. — Энтони развел руками. — Здесь чудесно — много простора, отличный вид и нет соседей. — Он словно бы невзначай обнял Монику за плечи, поворачивая в другую сторону от дома. — Идемте к Изабелле, а потом позавтракаем.
Она молча подчинилась, хотя в душе нарастала боль. Он как будто нарочно делал все для того, чтобы вывести Монику из терпения, а ее покой и так нарушен. Но раз уж она согласилась на эту поездку, надо выдержать все до конца. Она не стала выворачиваться из-под руки Энтони: это даже интересно, как отреагирует его пассия, увидев их вдвоем.
Они вышли на большую лужайку, обнесенную по периметру невысокой оградой. В густой траве паслась лошадь — она настороженно подняла голову, большие карие глаза сверкнули. Моника огляделась по сторонам, но больше никого не заметила.
— Ну вот, знакомьтесь. — Энтони довольно невежливо подтолкнул ее вперед.
— Ваша шутка несколько затянулась.
Она уже собралась уходить, но тут лошадь медленно, словно нехотя приблизилась.
— Изабелла, детка, это мисс Брэдли.
Лошадь приблизилась к Монике, ее широкие ноздри раздувались. Та опасливо отодвинулась, все еще не веря своим глазам. Так вот кого она считала соперницей, вот из-за кого волновалась и мучилась!
— Нет, вы все-таки невыносимы! — Она сердито посмотрела на Энтони. — Я ведь всерьез решила, что вы с таким восторгом рассказывали мне о женщине.
— Ну что вы. С Изабеллой ни одна женщина не сравнится. — Он, прищурившись, взглянул на Монику. — Кроме, пожалуй...
Она ждала продолжения, но Энтони только загадочно усмехнулся. Он достал из кармана кусочек сахара и протянул на ладони лошади. Та, аккуратно взяв его крупными мягкими губами, благодарно потерлась мордой о плечо хозяина, недоверчиво косясь на его гостью.
— Надо быть осторожной, она очень ревнивая.
Моника так и не поняла, к кому обращался Энтони, к ней или к лошади, и предпочла этого не выяснять.
— А теперь идемте завтракать.
Изабелла проводила их взглядом, издала короткое недовольное ржание, привлекая внимание. И Энтони сказал Монике:
— Мне надо перекинуться с ней парой слов, хорошо? А вы спускайтесь к дому, там не заперто. Заодно и кофе сварите.
Возмущенная до глубины души, она отправилась обратно, думая о том, как ей теперь добраться до города. Внутри все кипело — здесь с ней ужасно обращаются, и она больше не намерена это терпеть. Если кто-нибудь узнает, что она в течение недели ревновала Энтони к его лошади, то просто засмеют.
Ей и самой было смешно, и рассердиться по-настоящему не получалось, как ни старалась Моника взвинтить себя. Ладно, ему удалось подшутить над ней, теперь ее ход. Но она совершенно не представляла, как могла бы уколоть Энтони, он казался абсолютно непробиваемым, словно был прочно защищен от внешнего мира стеной собственной насмешливости и несерьезного отношения к жизни.
Дверь действительно была открыта, и Моника настороженно вошла. Кто знает, какие еще сюрпризы приготовил для нее Энтони. В гостиной было пусто — только широкий диван у распахнутого окна, несколько книжных полок на стене, в углу небольшой столик, а на полу лежала огромная медвежья шкура. На кухне было чисто, блестели в буфете чашки и тарелки, с потолка свисала на длинном шнуре круглая, обвитая разноцветными нитями лампа. Уютно, светло. Интересно, кто поддерживает здесь порядок?
Моника нашла турку, пакет молока в холодильнике, банку молотого кофе и занялась его приготовлением. Кофе по-итальянски — этому ее когда-то научил Грегори. Казалось, что это было в прошлой жизни... Нет, лучше не вспоминать, хватит возвращаться постоянно в прошлое — оно больше не существует, только память хранит его, но и туда нельзя вернуться, как нельзя дважды ступить в одну и ту же воду.
— Какой аромат! — Энтони неслышно вошел и стоял теперь, опираясь на спинку стула. — Да вы просто мастерица.
— Подождите хвалить, сначала попробуйте, — сказала Моника, разливая кофе в керамические кружки.
Энтони сделал глоток и зажмурился.
— Восхитительно. Этот вкус напоминает мне детство.
— Почему?
— Моя мама варила такой же кофе, на молоке. Только она еще добавляла туда...
— Гвоздику, — закончила за него Моника. — Я ее не нашла.
Она смутилась и отвернулась — Энтони так внимательно смотрел на нее, и была в его взгляде затаенная грусть, словно он знал какую-то тайну, но не мог ее раскрыть.
— Знаете, я недавно побывал на вашей вилле, — вдруг сказал он.
Моника от неожиданности едва не поперхнулась. Медленно поставив чашку на стол, она подняла на него глаза.
— На моей?
— Да. Там очень красиво. И я был бы не прочь выкупить ее у вас. — Энтони замолчал, помешивая ложечкой кофе. — Я слышал, что у вас некоторые финансовые затруднения, и подумал...
— Нет, — решительно ответила она. — Лучше я сразу вам скажу: я никогда и ни при каких обстоятельствах не откажусь от «Звезды любви».
Он смотрел в сторону, как будто подбирая слова для продолжения разговора.